стало так: он агрессор, Фил — защитник, а она всего лишь бедная жертва. Именно на этом моменте Андрей понял, что у него уже никогда и ничего не будет с ней. А в текущей ситуации только он является „лишним“. Но вокруг была толпа людей, и поцарапанное эго не давало успокоиться. Андрей схватил Фила за грудки и притянул к себе, так чтобы ему было трудно вырваться, и, глядя прямо в глаза, произнес:
— Я сам буду решать, с кем мне разговаривать и когда.
— А ты не охренел, — вступился на своего одноклассника Сеня. Он ухватил своей лапищей за запястье Андрея и освободил Фила.
— Куда ты лезешь, дура, — зашипел на него Андрей, — мало получил в прошлый раз.
— Нормально получил, — отпуская его руку, ответил Сеня. — Но сейчас ты не прав, и никто с тобой „один на один“ базарить не будет. Если что, уработаем тебя только так.
— Охренеть, — Андрей даже отступил на шаг, осознавая такую вопиющую несправедливость. — А ты не боишься, что я тоже буду не один? Шмель!
Андрей вложил всю злость в этот крик, так что обернулись все. Тот, кого звали, тоже посмотрел на Андрея.
— Что? — холодно спросил он, не поднимая голоса. Впрочем, в тишине, которая образовалась, можно было не бояться быть не услышанным.
— Да вот тут меня толпой прессуют, — глядя с победной улыбкой на бледного Фила, сказал Андрей.
В коридоре повисла тишина. Шмель взял паузу, чтобы обдумать сказанное. Его дружки тоже с интересом посматривали в сторону возникающего конфликта.
— Ты сам к нам подошел, — громко сказал Сеня, вроде бы обращаясь к Андрею, но на самом деле, произнес, чтобы услышали все.
Шмелю хватило всего пары секунд, чтобы переварить услышанное, а затем он произнес оглушительное:
— Разбирайся сам.
Улыбка тут же слетела с лица Андрея. Вот так, это было даже хуже, чем если бы его просто побили. Теперь его еще и унизили. От обиды у него защипало в носу. Еще не хватало, чтобы он при всех разрыдался. Андрей пулей вылетел из коридора и, без верхней одежды, побежал в сторону выхода из школы, где, у самых дверей, его попытался остановить завуч.
— Далеко собрался? — спросил завуч, — сейчас собрание уже начнется.
— Да пошли вы со своим собранием, — чуть не плача, выкрикнул Андрей и выбежал на улицу.
Эта выходка ему потом стоила целого разбирательства.
На следующий день, в школу были вызваны родители Андрея. Завуч и директор распинали зарвавшегося ученика, обещая отчислить драчуна и хулигана. Родители краснели, отец сжимал кулаки, мама плакала. Но хуже всего было, что это стало достоянием всей школы. Обещали педсовет и разбирательство в присутствие класса. Это были тяжелые дни для Андрея. И все же, все разрешилось более или менее благополучно. За две недели до конца учебного года директор не стал устраивать показательного судилища. Родители установили домашний арест и пообещали перевести в интернат на следующий год. И, если заглядывать в будущее, действительно перевели, только не в интернат, а в более современную школу, где Андрей начал новую жизнь, с новыми друзьями и новыми романтическими приключениями, а благодаря учителю информатики, раскрылся как талантливый программист.
Но это все случилось потом. А сейчас он бежал по улице без куртки, в этот не по майски холодный день, не видя дороги, и не чувствую луж у себя под ногами. Слезы ненависти к миру и жалости к себе душили его, повисая слепящими брызгами на ресницах.
Пройдет время и он забудет имена и лица тех людей, с которыми учился. Но навсегда останется в памяти обратный бег по следам мечты.
Конец».
— Ты закончил роман?
— Да, все, это финал.
— Странно как-то? А что потом произошло со Шмелем и с Наташей? Продолжился ли конфликт с Филом?
— Сокол, это все. Конец. Все остальное за обложкой. Главный герой больше их не увидит.
— Ясно.
— Что «ясно»? Плохо — хорошо, как?
— Ромыч, — Сокол неуверенно положил распечатки на стол, — я же не очень в этом разбираюсь.
— Книги же ты читаешь?
— Ну.
— Что «ну». Эту ты бы стал читать?
— Я не очень люблю беллетристику.
— Класс! Спасибо.
— Я в том смысле, что написал бы фентези или там, про инопланетян. А тут, ну, школьники. Прикольно.
— Хоть чуть-чуть интересно было?
— Да, — Сокол уверенно кивнул головой. — Я, правда, не понял, кто такой Лис. Он вроде предводитель секты, что ли?
— Где ты там про секту увидел? Просто парень фанат единоборств.
— А-а, — многозначительно протянул Сокол. — Понятно. В любом случае — молодец. Написал же. Я вот свою картину уже полгода закончить не могу. Все руки не доходят. Ты же видел над чем я сейчас работаю?
— Видел.
— Вот. Что дальше делать будешь?
— Домой поеду.
— Я имел ввиду с книгой. В смысле домой поедешь? Насовсем?
— Насовсем. Зачем мне здесь оставаться? Саша умотала со своим кексом в Москву, роман я дописал, а денег, чтобы платить за следующий месяц, у меня нет. Просить ни у кого я не буду. Да и смысл? Я приехал, чтобы написать роман. Я его написал. Теперь я его двести раз перечитаю, попытаюсь выловить все ошибки и неточности, а затем попробую отправить издательствам. И буду надеяться, что человеку, отбирающему работы для редактора покажется интересной моя книга.
— Слушай, а что у вас случилось-то с Санькой, что вы так разом разбежались.
— Кто-то сжег тачку ее жениха. И она вдруг решила, что больше не может жить в этом опасном городе. А еще же оказалось, что там работа появилась. Да и Денис весь такой лапочка — с мамой хорошо ладить, в бизнесе разбирается, да и вообще, у них такое прошлое…
— А я знал, что так все и кончится. И я ведь тебя предупреждал.
— Предупреждал, Сокол. Предупреждал. Знаешь, пожалуй единственное, по чему я буду скучать в этом городе, это ты, мой крышный брат.
— Не «по чему», а — «по кому», — обиделся Сокол. — И в наше время, мы вполне можем не переставать общаться. Технологии на что?
— Не, технологии не смогут передать всех нюансов нашего необычного родства. Знаешь, а ведь мы уже давно с тобой на крыше не зависали.
— О чем разговор, — встрепенулся Сокол. — У меня ящик темного в холодильнике стынет, а у тебя замечательно получается заказывать пиццу.
— Прекрасный расклад, — согласился я. — Тогда дуй за своим ящиком пива, а я вызову пицценосца. Устроим мне отвальную вечеринку.
Сокол убежал за выпивкой, а я заказал быстрой еды. Хорошо, что так легко я принял это решение — вернуться. Странно, но совсем не было ломки,
